* * *
Если ветрено будет,
И будет тоскливо;
Если дальше шагать
Не отыщется сил,
Остановишься ты,
Руки раскинешь,
И воскликнешь:
«Мне мир этот
Больше не мил!»
Не кори — не вини
Глубокое небо:
Радость вычерпал ты,
И, наверно, до дна;
Остается уйти,
Где ни разу ты не был,
В ту страну, что с земли
Никому не видна.
Не по воле своей,
А по воле Всевышнего,
Нашу землю оставь,
Не крича, не трубя;
Но весна будет здесь,
И цвести будет вишня,
Будет радость и смех,
Но уже без тебя
* * *
Да, мы с тобою увядаем,
Душа от этого грустит.
И скоро так похолодает,
Что лёд на лужах захрустит.
Потом метель помчится злая,
Луны мутнее будет глаз.
И хорошо коль ты не знаешь,
Когда придёт последний час.
* * *
Есть ангел тьмы, есть ангел света,
Есть ангел нежности, всего.
Они преследуют поэта,
Да разве одного его?
Как много ангелов над нами,
Кому поверить? Вот вопрос.
Есть ангел холода, и пламени,
Есть ангел сладких-горьких слез.
* * *
Сердце любить устало,
Сердцу пора на покой.
И покрывается сталью,
То, что было рекой.
Высохли, вымерзли лужи,
Иней на шпалы налёг.
Может быть это лучше
Если на сердце лёд?
Может быть, так и надо —
Если хвоинки одни.
Спит беспробудно радость
В эти короткие дни.
* * *
Юности нет без ласки.
Юности нет без слез.
Юность — яркие краски,
Юность — не чёрный покров.
Юность пугает остуда,
Юность летит на тепло.
Юность пришла оттуда,
Где беззакатно светло.
* * *
Сегодня ты в стане —
Сияет кокарда;
А завтра устанешь —
Инфаркт миокарда.
И будут другие
Гоняться за пеплом:
Элегии, гимны —
Житейского спектра.
Но только порвётся
Высокая нота, —
В несчастье подбросят
Под звуки фагота.
* * *
Поэт — изгнанник всех веков,
Встревоженный, неосторожный,
На фоне серых облаков,
На фоне колеи дорожной.
И пусть его устроен быт:
Вокруг его жена и дети,
Он часто словно пёс побит,
И взгляд его торчит из клети.
Ему твердят: «Тебе зачем
Все эти километры строчек?
Сидишь всё время огорчён,
Невесть чего дождаться хочешь.
Ведь можно человеком быть,
И не искать ежа в тумане,
На производстве оттрубить —
Нос в табаке и рот в сметане».
Сидеть у телика пока
Не зацветёшь водой болотца.
Есть сериал на все века
Он «Санта-Барбарой» зовётся?
Поэту хочется в полет,
Хороших полновесных строчек.
Когда его душа поёт
О глупостях он знать не хочет.
Поэт — изгнанник всех веков,
Встревоженный, неосторожный,
На фоне серых облаков,
На фоне колеи дорожной.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.